Никто не забыт, ничто не забыто / #46 / Donskoy_Dmitriy

Федор Евгеньевич, ветеран Великой Отечественной войны, сутулясь на инвалидном кресле, безмолвно смотрел на покрытый трещинами вековой дуб, который почти сломал давний ураган. Стало холодно, очень холодно, плед, который подарил ему покойный сын, не согревал единственную ногу, которая почти не двигалась. Перестал он ходить еще в 45-м году, задело осколками снаряда, когда спасал раненого сослуживца. Друг умер в госпитале, а Федору одну ногу пришлось отнять из-за начавшейся гангрены.

Комиссовали за полгода до окончания войны. Жена, Любовь Ивановна, не стала писать письмо, что дом их сгорел, а отца с матерью расстреляли, боялась, чтобы с горячки под пули не полез. Только месяц прошел после женитьбы, как началась война, Федор, помнивший любовь всей своей жизни молодой и застенчивой, ее почти не узнал: появились морщинки на лбу и поседели волосы, плечи тяжело клонились к земле.

Господь послал сына, Ивана, но Любовь умерла при родах, на крещенские морозы. Воспитывать пришлось одному, спасая от холода, Федор укутывал сына в любую теплую вещь, которая успевала высыхать, а сам бежал в одной рубашке за дровами. Но как ни старался, сын все равно часто болел. Если бы не Вера Николаевна, местная знахарка, не уберег бы сына.

Вернули старика в реальность трясущиеся руки, он плакал. Умерший сын был как две капли воды похож на мать, которую он любил до сих пор. Казалось, что еще вчера он смотрел на него, заснувшего после очередного приступа кашля.

Встрепенулся Федор Евгеньевич от боя часов, завтра его День рождения. Уже пятый год, как к нему кроме сиделки никто не приходит. Надежда, жена сына, исчезла и не беспокоится о нем с тех пор, как Иван умер. С надеждой кого-то увидеть на праздники, старик одевает китель со всеми наградами, к которым достался его извечный кошмар - видится ему во сне перекошенный от боли лучший друг, падающий ему на руки со словами: «За Родину! Мамке да жене скажи, что лююю… Кха-кх-х-х». Прошло столько времени, а китель за кошмарные ночи промокает насквозь от пота.

В этот раз был необычный сон. Перекошенный от боли друг схватил его за сердце: «Пора, друг, пора. Пойдем к нашим…» Федор Евгеньевич проснулся от острой боли в сердце, воздуха не хватало, гул в голове был похож на тот, который издавали немецкие танки. Он упал с инвалидного кресла, на краю стола лежали таблетки, протянулся взять, но не смог, ватная рука не слушалась его, последний рывок – и голова ударилась об пол.

Все расплылось, перед ним стояла Любовь: «Пойдем, милый, пойдем…»